он почти ничем не отличается от сэд айз: стремные левые чуваки снова в масках, итан снова на свэге и с немытой головой, элис снова пьяна и пытается задушить себя микрофонным шнуром, оператор снова снимает на папину мыльницу левой пяткой. но божечки, как же охуенно-то, а.
меня упорно не покидает желание забить нахуй на последние две (три?) серии клейновых пиздостраданий и пойти упороться по аббатству или ганнибалу. или ваще айдахо пересмотреть. вчера весь день сохроняла какие-то огрызки текста в заметочки на телефон, сейчас перечитываю и медленно прирастаю рукой к лицу. серьезно, такой поебени я еще не писала - и да, это с учетом ебанашек, олли и джексона в платье. в бритише сегодня последний день, а значит, мы будем пинать хуи и жрать пиццу, но мне все равно дико лень туда тащиться. одной мне похуй на блейна в зеленых шортах?
<охуенно важная информация> помню, как-то раз после вписки я курила на балконе с каким-то чуваком, его девушка уже дрыхла в соседней комнате, а я была совсем не в настроении полизаться, так что я начала ему рассказывать про глитч-хоп и вапорвейв, и про то, что я наванговала охуенно важные изменения в музыкальных тенденциях 2013. чувак был из разряда тех, для кого существуют только три жанра: рок, рэп и драмнбэйс, поэтому он медленно кивнул и с видом, который мог бы прокатить за понимающий, пробормотал что-то в духе "да, походу, существует целый пласт музыки, о существовании которого я даже не подозревал". я потушила бычок в пепельнице и подумала "yeah, like all the fucking music in the whole fucking world", но была слишком пьяна, чтобы перевести это на русский и тупо промолчала. такие дела. </охуенно важная информация>
эз южуал, мои сраные волосы не могут просто полинять - им обязательно нужно пойти каким-то стремным красно-лилово-рыжим мелированием, которое смотрится настолько дико, что я даже не могу подобрать для этого подходящее уничижительное сравнение. надо бы покраситься, наверное, только вот хуй его знает, во что. фиолетовый заебал, красный заебал еще больше, зеленый нормально уже не ляжет ни при каких обстоятельствах, а черный/каштановый/темно-русый я даже в качестве варианта не рассматриваю. розовый so far я успела увидеть уже на трех или четырех телках, и это я еще даже на тумблр не заходила. бирюзовый is so 2012 и я тоже сомневаюсь, что ляжет. остается только синий, по которому я уже успела соскучиться и какой-нибудь свэговый бледно-сиреневый с закосом под алиску. последний вариант, кстати, был бы самым предпочтительным, если бы я не была таким долбоебом и не попыталась (ключевое слово: попыталась) покраситься хной в уебищно-рыжий. хуй там у меня теперь получится что-то высветлить :С у baths кстати вышел новый альбомчик, надо бы слухануть
1. не то, чтобы в существовании этой записи действительно была какая-то необходимость, просто я очень люблю пиздеть о себе в пустоту. 2. я - прокрастинирующий малолетний долбоеб, и это могло бы быть очень важным уточнением, если бы не было так очевидно. 3. нецензурная лексика составляет примерно тридцать процентов моего активного словарного запаса. ирл - все пятьдесят. DEAL WITH IT. 4. время от времени я рожаю разные блядофичочки, полные мата, оосни и экзистенциальной безысходности. 5. на самом деле текстов у меня гораздо больше, но они здесь не лежат из-за причин. 6. i'm into weird shit. 7. я не имею ни малейшего представления о том, как мой монструозный нарциссизм уживается с моей же искренней ненавистью к себе, но им там вроде норм. 8. у меня есть дохлый аксфмчик и чуть менее дохлый твиттер, фил фри ту эксплоур. 9. больше, чем слушать унылую поебень для претенциозных хипстеров, я люблю только постить унылую поебень для претенциозных хипстеров. DEAL WITH IT [2]. 10. мой чак паланик настолько генри миллер, что местами почти ирвин уэлш, а собственный стиль я променяла на наклеечки с котятами еще в пятом классе. 11. время от времени здесь могут появляться капсы из никому не известных комиксов, вбросы на околофеминистскую тему, упоротые музыкальные клипчики и много всего другого интересного. brace yourselves. 12. кстати, если кому-то вдруг интересно, то выгляжу я примерно вот так (осторожно, концепт). 13. я заебалась придумывать пункты.
нашла на тумблере клевый челлендж и решила попробовать. все равно мне надо постоянно что-то писать просто ради того, чтобы окончательно не ебнуться. рандомные пейринги, рандомные фандомы, вольный перевод некоторых слов. по идее я должна рожать по говнодрабблу или говнооднострочнику в день, но, скорее всего, буду забивать. решила начать с конца, потому что так прикольнее.
1. future. оридж, мора/грейс.дон, do you see what i did here — Нам определенно нужно пожениться, — задумчиво говорит Грейс; сизый, отдающий металлом и сиренью дым путается в лабиринте жестких согласных. Они курят под окнами картинной галереи, разговаривают об авангардистах и смотрят на то, как мокрое небо окрашивается в закат, а потом Грейс предлагает ей руку и сердце с таким видом, с каким просит заказать китайскую еду. Мора смеется — она была на этой аллее позора уже так много раз. — Я подумаю, — говорит Мора. — Может быть. Когда-нибудь. Когда нам будет по шестьдесят лет, и я все еще не найду себе достаточно богатого мужика. Грейс смотрит на нее скорее понимающе, чем удивленно. У нее аккуратные стрелки на веках и лоб прочерчен ровной линией заламинированной челки. Мора думает о себе в сравнении с ней — краска под ногтями, волосы, жесткие от гётеборжской воды и мыльный налет усталости на лице; но это кажется до такой степени неважным, что. — Ты будешь курить по пачке в день, — ухмыляется Грейс. — А у меня будет память, как у золотой рыбки. — Я уже курю по пачке в день. На своей последней картине Мора рисует Грейс: красные хлопчатобумажные цветы зла, присыпанные алмазной пыльцой; лепестки, подтекающие каплями блестящего желтоватого сока. Мора просыпается среди ночи, чтобы ее закончить, и когда Грейс подходит к ней со спины и сухо прижимается губами к шее, она говорит ей: это самая красивая вещь, которую я когда-либо видела. Это всего лишь работа, отвечает Мора. В полуреальности умирающего вечера Грейс тушит бычок об стену и кладет локти ей на плечи; говорит: — А у меня уже память, как у золотой рыбки, — и целует Мору в уголок рта. Мора всегда попадается на одной и той же ошибке — она считает будущее слишком долгой дорогой.
2. simple. гли, себлейнОни танцуют под бесконечно длинную Hotel California, царапая друг друга острыми краями плохо сросшихся ребер. Глаза Себастиана леденцово блестят в полутьме Скандалов, зеркальный шар под потолком пятнает его лицо тысячами разноцветных бликов. Смайт кажется Блейну похожим на пьяный корабль, сбившийся с курса, от него слабо пахнет полынью и можжевельником, и Блейн приоткрывает рот, доверчиво подаваясь вверх — но Себастиан только ухмыляется. — Я люблю тебя, — пьяно шепчет Блейн, обхватывая руками чужую потную шею. — Как же, блядь, я тебя люблю. Где-то очень далеко отсюда Курт Хаммел одну за другой глотает маленькие белые таблетки ксанакса — он так отчаянно хочет забыть Блейна, забыть Блейна, забыть Блейна. Себастиан смеется и качает головой. — Ты пытаешься прыгнуть выше головы, киллер. Блейн широко улыбается и утыкается лбом в смайтово плечо, а потом спрашивает: — Поймаешь меня, если я упаду? Вместо ответа Себастиан берет его двумя пальцами за подбородок и целует — долго, влажно и пошло. Блейну кажется, что у него внутри что-то умирает, но это вроде бы как даже нормально. Элиминация, вспоминает он школьную программу по биологии. Естественный отбор. Разложение как неотъемлемая часть жизни. С точки зрения синтетической теории эволюции, смерть — это просто начало чего-то нового. — Что хуево насчет якорей, — говорит Себастиан задумчиво — так это то, что они тянут тебя вниз. Блейн смотрит на него с недоверием, но Смайт только скалится, добавляя: — Я отойду поссать, — и оставляет его одного на полупустом танцполе. На этот раз Блейн решает поверить ему на слово — в конце концов, Себастиан плавает в этом море гораздо дольше, чем он сам.
4. letters. гли, фем!хантбастианну или какие-то левые телки с теми же фамилиями. алсо, имя фем!суриката на французском пишется Bastienne и, скорее всего, выглядит очень странно, но меня до невозможности вымораживают все эти Сабрины и Сибиллы, а охуенная Tiana в кириллице смотрится чуть хуже, чем никак.
— Разве мама не говорила тебе никогда не смешивать траву с алкашкой? Бастьенн, не оборачиваясь, салютует ей средним пальцем и ставит бутылку зеленого шартрёза обратно на землю. Ханна почти может увидеть, как беззвездная темнота обхватывает узкую спину Смайт мягкими холодными лапами. — Красивое платье, — говорит Ханна, устраиваясь рядом и пряча кисти в рукава толстовки. — Оно не мое, — равнодушно пожимает плечами Бастьенн. — Чьей-то жены, наверное. Смайт сегодня в свадебном белом, узкая коктейльная юбка задирается выше колен, и разодранный боковой вырез ползет вверх по узкому бедру; по восковой коже рассыпаны бледнеющие синяки. На ней нет лифчика, и Ханна, сглатывая, тупо пялится на выступающие через плотную ткань острые соски и свежие неровные засосы на шее. В волосах у Бастьенн конфетти. — Сегодня ты мне не написала, — это звучит настолько обвиняюще, что почти жалко, и Ханна уже жалеет, что это сказала. По накурке, или по пьяни, или когда она решает совместить, Смайт присылает ей ебанутые сообщения, больше похожие на письма с того света. От них ощутимо тянет перцово-мусорным душком разложения и холодом пустых моргов, а вместо приветствия Бастьенн обычно цитирует песни или французских символистов. Бывают вечера, когда писем не приходит. Обычно это хороший повод, чтобы начать волноваться. — Пиздуй спать, Клэрингтон, — говорит Бастьенн очень устало, и Ханна зачем-то переводит взгляд на ее колени. На скрещенные худые лодыжки и истертые до красноты босые ступни. На браслет из выбеленных солнцем ракушек, сликом большой для ее щиколотки. — Чтобы ты тут ужралась в одиночестве до алкогольной комы? — Это был мой изначальный план, — Смайт щерится улыбкой грустной акулы и откидывается назад. Ханна почти уверена в том, что это все сейчас — какая-то очередная ебанутая игра на доверие, но не спешит ее останавливать или подхватывать. Бастьенн рушится на бетон с глухим звуком, и разбивается на куски, как прогнившее наскозь трухлое дерево. Рыжий свет фонаря размазывается у нее по лицу, и она переводит на Ханну неожиданно осознанный взгляд влажных покрасневших глаз. Ее радужки сейчас точно такого же цвета, как и пятна шартрёза на ткани платья, и в этом, думает Ханна, есть что-то безнадежно и охуенно патетичное. — Ты что, плакала? Смайт фыркает. — Я дула, — говорит она тоном, достойным ушей умственно-отсталого ребенка. — Попробуй как-нибудь, Клэрингтон. Тебе понравится. Ханна осторожно забирает из ее паучьих лапок почти догоревший косяк, медленно затягивается и, наклоняясь над Бастьенн сверху, выдыхает в ее приоткрытый рот. От неожиданности та давится смехом и дымом, и долго кашляет, пачкая кровавыми ошметками свои узкие ладони. А потом просто молчит. И молчит. И молчит. — Я не могу с тобой выиграть, так? — задумчиво спрашивает Смайт в конце концов. Ханна дергается от неожиданного звука ее голоса. Она действительно собирается ответить что-то про другую команду и про то, что не стоило даже и пытаться — но почему-то только отбирает у нее липкую полупустую бутылку.
посмотрела 4х19. /слоупок мод офф/ эпизод внезапно доставил ну-все-уже-поняли-каким-номером-с-прослушивания, чуваком, зализавшимся с головой лося и количеством курта хаммела на единицу экранного времени. а вообще мое отношение ко всем глишным сюжетным поворотам еще сезона эдак со второго охуенно описывается фразой "а, ну ок". блейн изменил курту и они расстались? а, ну ок. гангам стайл на отборочные? а, ну ок. еще один никому нахуй не упавший гетный пейринг, составленный по законам рандома? а, ну ок. харлем шейк в фонтане и сэм, подцепивший у бриттани разжижение мозга? а. ну ок.