секупер плюс фоновые, мат, оосня, экзистенциальная безысходность, ебля, стыдливо прикрытая занавесочкой
посвящается свитхарту и его бесконечному терпению <3
i am the ugly lover
you'll find us rolling on the dirty floorДержись от него подальше, почти шипит Купер.
Себастиан Смайт улыбается.
От него несет недавним перекуром, перегревшимся железом и почему-то дешевым мужским дезодорантом, и Купер внезапно осознает, что он явно переборщил с сокращением дистанции.
Прости, спрашивает Себастиан, я тебя знаю?
На его плечи, волосы и рукава черного пальто оседают большие подтаивающие хлопья февральского снега.
Купер Андерсон, представляется Купер с широкой белозубой улыбкой, потому что старые привычки умирают с трудом. Потом добавляет: отъебись от Блейна.
Вы не похожи, говорит Смайт.
Купер молчит.
Себастиан облизывает посиневшие губы. Себастиан говорит: слушай, я не знаю, что там тебе рассказала леди Хаммел, но ты можешь перестать волноваться по этому поводу.
Говорит: вопреки распространенному мнению, я умею воспринимать «нет» в качестве ответа.
Говорит: и я не из тех мудаков, которые хотят только то, чего не могут получить.
Пиздит, думает Купер отстраненно. Пиздит как дышит.
Отлично, говорит он вслух.
В следующий раз Купер приезжает в Лайму весной.
Ты ему не нужен, беззлобно говорит Себастиан и зачем-то салютует ему картонным стаканом.
Интересно, думает Купер, о чем он уже успел догадаться. Может быть, о том, что Блейн понятия не имеет, что он сейчас в городе.
Или о том, как Купер в тридцать четвертый раз пытался заставить себя набрать его номер.
Или о том, из-за чего он вообще здесь оказался.
Дабстеп, сменивший блевотный инструментальный кавер на Don't Speak, сменивший блевотный инструментальный кавер на The Final Countdown, звучит из хрипящих разъебанных колонок почти апокалиптически.
Как и ты, огрызается Купер. Себастиан пожимает плечами.
Я же говорил, Блейн меня не интересует.
Снова пиздит.
Тогда почему ты еще не в Вестервилле?
У Себастиана болезненно бледное лицо и черные круги под глазами, но Себастиан продолжает улыбаться.
Можешь считать это походом по местам боевой славы, говорит он. Знаешь, когда-то я довел парня из этого города до попытки самоубийства. Мы встретились в гей-клубе, и...
Купер говорит: я не уверен, что хочу знать эту историю.
Заклеенные окна, растворимый кофе и лампы дневного света делают это место похожим на приемную больницы. Неплохой антураж для задушевных разговоров с Себастианом Смайтом. На самом-то деле.
Да ладно, говорит Себастиан. Это было почти весело.
Ты психопат, поджимает губы Купер.
А ты трахал своего младшего брата, парирует Смайт, и Куперу внезапно очень хочется повеситься на своем синем шарфе от Хьюго. Прямо здесь.
Туше, глухо отвечает Купер, и Себастиану даже хватает такта на то, чтобы не откомментировать его произношение.
Смайт допивает свой латте еще десять бесконечных минут, а потом подымается со стула и говорит: предлагаю нахуяриться до бессознательного.
Купер молчит, и тогда Себастиан спрашивает: ты когда-то любил что-нибудь просто потому, что хотел увидеть, как оно сломается?
Или чувствовал себя так, будто уже никогда не перестанешь бежать?
Или понимал, что облажался настолько, что уже никто не в силах это исправить?
Происходящее почему-то кажется Куперу сценой из какой-нибудь артхаусной короткометражки. Может быть, из-за освещения.
Пойдем отсюда, говорит Купер вместо ответа.
На причале Смайт стреляет у Купера очередную сигарету. Ерошит волосы. Вытягивает свои длинные тощие ноги.
В нем что-то сломано, думает Купер, причем сломано очень давно. Одна из тех мелких деталей, без которых все может развалиться в любой момент. Себастиану Смайту отвратительно не хватает чего-то очень, очень важного, и Куперу хочется вскрыть его заживо и перебирать подгнивающие внутренности до тех пор, пока он не найдет причину поломки.
Не чинить, конечно. Купер не нанимался никого чинить.
Куперу самому давно не хватает хорошего и вдумчивого техосмотра.
Все пошло совсем не так, меланхолично думает Купер и ставит на холодный бетон пустую бутылку.
Себастиан бросает бычок в грязную воду и говорит: вермут — не самый оптимальный вариант для «нахуяриться до бессознательного», знаешь.
Речной ветер отдает керосином и талым снегом, влажный туман перекрывает вид на другой берег и возможность нормально дышать, и Купер вряд ли уже может вспомнить причину, по которой сразу не взял в круглосуточном литр блэк лэйбла.
Не хотел спаивать несовершеннолетнего, наверное.
Ха.
У меня в номере есть мини-бар, говорит Купер, и Себастиан поднимает бровь. Темнота, помноженная на опьянение, помноженная на депривацию сна, заставляет его выглядеть лет на тридцать пять.
Что тебя убивает?
Поцелуй, не смотря на курево и синьку, получается неожиданно пресным.
Пальцы Себастиана просовываются ему под пряжку ремня.
Губы у Себастиана сухие и потрескавшиеся.
Купера заносит.
Это не хочется сравнивать с Блейном, бля, да это не хочется сравнивать вообще ни с чем, просто продолжать — молча, требовательно и почти до боли жестко, лезть под футболку, тянуть за отросшие волосы, тащить за собой через два квартала и сшибать светильник с прикроватной тумбочки.
Все пошло совсем не так, снова думает Купер, и это — его последняя мысль перед тем, как сознание наполняет глухой, жаркой, звенящей тишиной.
Ты так и не поговорил с Блейном, говорит Себастиан. Он выглядит невозможно, бесконечно, неебически уставшим. В свете автовокзальных ламп его глаза кажутся зелеными, как бутылочное стекло.
Купер, как всегда, сваливает.
Себастиан, как всегда, разрешает свалить.
Это не вопрос, хмыкает Купер и ставит ногу на автобусную ступеньку.
Я знаю, отвечает Себастиан. Он почему-то не улыбается.
Они молчат.
За спиной у Смайта расцветают красным светодиодные буквы. Время отправки и прибытия. Города с подходящими для какого-нибудь Неверленда названиями, в которых Купер никогда не побывает.
Они молчат.
Приезжай летом в Калифорнию, говорит Купер — просто потому, что не знает, что сказать еще.
Себастиан еле заметно качает головой. Нет, Купер. Перестань, Купер. Пока, Купер.
Я приеду, говорит он вслух.
Лампочки на черном экране складываются в пожелание счастливого пути.