gay porn > friends tbh
нашла на тумблере клевый челлендж и решила попробовать. все равно мне надо постоянно что-то писать просто ради того, чтобы окончательно не ебнуться.
рандомные пейринги, рандомные фандомы, вольный перевод некоторых слов. по идее я должна рожать по говнодрабблу или говнооднострочнику в день, но, скорее всего, буду забивать.
решила начать с конца, потому что так прикольнее.
словаbeginning. accusation. restless. snowflake. haze. flame. formal. companion. move. silver. prepared. knowledge. denial. wind. order. thanks. look. summer. transformation. tremble. sunset. mad. thousand. outside. winter. diamond.letters. promise. simple. future.
1. future. оридж, мора/грейс.дон, do you see what i did here
— Нам определенно нужно пожениться, — задумчиво говорит Грейс; сизый, отдающий металлом и сиренью дым путается в лабиринте жестких согласных.
Они курят под окнами картинной галереи, разговаривают об авангардистах и смотрят на то, как мокрое небо окрашивается в закат, а потом Грейс предлагает ей руку и сердце с таким видом, с каким просит заказать китайскую еду.
Мора смеется — она была на этой аллее позора уже так много раз.
— Я подумаю, — говорит Мора. — Может быть. Когда-нибудь. Когда нам будет по шестьдесят лет, и я все еще не найду себе достаточно богатого мужика.
Грейс смотрит на нее скорее понимающе, чем удивленно. У нее аккуратные стрелки на веках и лоб прочерчен ровной линией заламинированной челки. Мора думает о себе в сравнении с ней — краска под ногтями, волосы, жесткие от гётеборжской воды и мыльный налет усталости на лице;
но это кажется до такой степени неважным, что.
— Ты будешь курить по пачке в день, — ухмыляется Грейс. — А у меня будет память, как у золотой рыбки.
— Я уже курю по пачке в день.
На своей последней картине Мора рисует Грейс: красные хлопчатобумажные цветы зла, присыпанные алмазной пыльцой; лепестки, подтекающие каплями блестящего желтоватого сока. Мора просыпается среди ночи, чтобы ее закончить, и когда Грейс подходит к ней со спины и сухо прижимается губами к шее, она говорит ей: это самая красивая вещь, которую я когда-либо видела.
Это всего лишь работа, отвечает Мора.
В полуреальности умирающего вечера Грейс тушит бычок об стену и кладет локти ей на плечи; говорит:
— А у меня уже память, как у золотой рыбки, — и целует Мору в уголок рта.
Мора всегда попадается на одной и той же ошибке — она считает будущее слишком долгой дорогой.
2. simple. гли, себлейнОни танцуют под бесконечно длинную Hotel California, царапая друг друга острыми краями плохо сросшихся ребер. Глаза Себастиана леденцово блестят в полутьме Скандалов, зеркальный шар под потолком пятнает его лицо тысячами разноцветных бликов.
Смайт кажется Блейну похожим на пьяный корабль, сбившийся с курса, от него слабо пахнет полынью и можжевельником, и Блейн приоткрывает рот, доверчиво подаваясь вверх —
но Себастиан только ухмыляется.
— Я люблю тебя, — пьяно шепчет Блейн, обхватывая руками чужую потную шею. — Как же, блядь, я тебя люблю.
Где-то очень далеко отсюда Курт Хаммел одну за другой глотает маленькие белые таблетки ксанакса — он так отчаянно хочет забыть Блейна, забыть Блейна, забыть Блейна.
Себастиан смеется и качает головой.
— Ты пытаешься прыгнуть выше головы, киллер.
Блейн широко улыбается и утыкается лбом в смайтово плечо, а потом спрашивает:
— Поймаешь меня, если я упаду?
Вместо ответа Себастиан берет его двумя пальцами за подбородок и целует — долго, влажно и пошло. Блейну кажется, что у него внутри что-то умирает, но это вроде бы как даже нормально.
Элиминация, вспоминает он школьную программу по биологии. Естественный отбор. Разложение как неотъемлемая часть жизни.
С точки зрения синтетической теории эволюции, смерть — это просто начало чего-то нового.
— Что хуево насчет якорей, — говорит Себастиан задумчиво — так это то, что они тянут тебя вниз.
Блейн смотрит на него с недоверием, но Смайт только скалится, добавляя:
— Я отойду поссать, — и оставляет его одного на полупустом танцполе.
На этот раз Блейн решает поверить ему на слово — в конце концов, Себастиан плавает в этом море гораздо дольше, чем он сам.
3. promise. гли, марли
4. letters. гли, фем!хантбастианну или какие-то левые телки с теми же фамилиями.
алсо, имя фем!суриката на французском пишется Bastienne и, скорее всего, выглядит очень странно, но меня до невозможности вымораживают все эти Сабрины и Сибиллы, а охуенная Tiana в кириллице смотрится чуть хуже, чем никак.
— Разве мама не говорила тебе никогда не смешивать траву с алкашкой?
Бастьенн, не оборачиваясь, салютует ей средним пальцем и ставит бутылку зеленого шартрёза обратно на землю. Ханна почти может увидеть, как беззвездная темнота обхватывает узкую спину Смайт мягкими холодными лапами.
— Красивое платье, — говорит Ханна, устраиваясь рядом и пряча кисти в рукава толстовки.
— Оно не мое, — равнодушно пожимает плечами Бастьенн. — Чьей-то жены, наверное.
Смайт сегодня в свадебном белом, узкая коктейльная юбка задирается выше колен, и разодранный боковой вырез ползет вверх по узкому бедру; по восковой коже рассыпаны бледнеющие синяки. На ней нет лифчика, и Ханна, сглатывая, тупо пялится на выступающие через плотную ткань острые соски и свежие неровные засосы на шее.
В волосах у Бастьенн конфетти.
— Сегодня ты мне не написала, — это звучит настолько обвиняюще, что почти жалко, и Ханна уже жалеет, что это сказала.
По накурке, или по пьяни, или когда она решает совместить, Смайт присылает ей ебанутые сообщения, больше похожие на письма с того света. От них ощутимо тянет перцово-мусорным душком разложения и холодом пустых моргов, а вместо приветствия Бастьенн обычно цитирует песни или французских символистов.
Бывают вечера, когда писем не приходит. Обычно это хороший повод, чтобы начать волноваться.
— Пиздуй спать, Клэрингтон, — говорит Бастьенн очень устало, и Ханна зачем-то переводит взгляд на ее колени.
На скрещенные худые лодыжки и истертые до красноты босые ступни.
На браслет из выбеленных солнцем ракушек, сликом большой для ее щиколотки.
— Чтобы ты тут ужралась в одиночестве до алкогольной комы?
— Это был мой изначальный план, — Смайт щерится улыбкой грустной акулы и откидывается назад. Ханна почти уверена в том, что это все сейчас — какая-то очередная ебанутая игра на доверие, но не спешит ее останавливать или подхватывать.
Бастьенн рушится на бетон с глухим звуком, и разбивается на куски, как прогнившее наскозь трухлое дерево.
Рыжий свет фонаря размазывается у нее по лицу, и она переводит на Ханну неожиданно осознанный взгляд влажных покрасневших глаз. Ее радужки сейчас точно такого же цвета, как и пятна шартрёза на ткани платья, и в этом, думает Ханна, есть что-то безнадежно и охуенно патетичное.
— Ты что, плакала?
Смайт фыркает.
— Я дула, — говорит она тоном, достойным ушей умственно-отсталого ребенка. — Попробуй как-нибудь, Клэрингтон. Тебе понравится.
Ханна осторожно забирает из ее паучьих лапок почти догоревший косяк, медленно затягивается и, наклоняясь над Бастьенн сверху, выдыхает в ее приоткрытый рот. От неожиданности та давится смехом и дымом, и долго кашляет, пачкая кровавыми ошметками свои узкие ладони.
А потом просто молчит.
И молчит.
И молчит.
— Я не могу с тобой выиграть, так? — задумчиво спрашивает Смайт в конце концов.
Ханна дергается от неожиданного звука ее голоса. Она действительно собирается ответить что-то про другую команду и про то, что не стоило даже и пытаться —
но почему-то только отбирает у нее липкую полупустую бутылку.
рандомные пейринги, рандомные фандомы, вольный перевод некоторых слов. по идее я должна рожать по говнодрабблу или говнооднострочнику в день, но, скорее всего, буду забивать.
решила начать с конца, потому что так прикольнее.
словаbeginning. accusation. restless. snowflake. haze. flame. formal. companion. move. silver. prepared. knowledge. denial. wind. order. thanks. look. summer. transformation. tremble. sunset. mad. thousand. outside. winter. diamond.
1. future. оридж, мора/грейс.дон, do you see what i did here
— Нам определенно нужно пожениться, — задумчиво говорит Грейс; сизый, отдающий металлом и сиренью дым путается в лабиринте жестких согласных.
Они курят под окнами картинной галереи, разговаривают об авангардистах и смотрят на то, как мокрое небо окрашивается в закат, а потом Грейс предлагает ей руку и сердце с таким видом, с каким просит заказать китайскую еду.
Мора смеется — она была на этой аллее позора уже так много раз.
— Я подумаю, — говорит Мора. — Может быть. Когда-нибудь. Когда нам будет по шестьдесят лет, и я все еще не найду себе достаточно богатого мужика.
Грейс смотрит на нее скорее понимающе, чем удивленно. У нее аккуратные стрелки на веках и лоб прочерчен ровной линией заламинированной челки. Мора думает о себе в сравнении с ней — краска под ногтями, волосы, жесткие от гётеборжской воды и мыльный налет усталости на лице;
но это кажется до такой степени неважным, что.
— Ты будешь курить по пачке в день, — ухмыляется Грейс. — А у меня будет память, как у золотой рыбки.
— Я уже курю по пачке в день.
На своей последней картине Мора рисует Грейс: красные хлопчатобумажные цветы зла, присыпанные алмазной пыльцой; лепестки, подтекающие каплями блестящего желтоватого сока. Мора просыпается среди ночи, чтобы ее закончить, и когда Грейс подходит к ней со спины и сухо прижимается губами к шее, она говорит ей: это самая красивая вещь, которую я когда-либо видела.
Это всего лишь работа, отвечает Мора.
В полуреальности умирающего вечера Грейс тушит бычок об стену и кладет локти ей на плечи; говорит:
— А у меня уже память, как у золотой рыбки, — и целует Мору в уголок рта.
Мора всегда попадается на одной и той же ошибке — она считает будущее слишком долгой дорогой.
2. simple. гли, себлейнОни танцуют под бесконечно длинную Hotel California, царапая друг друга острыми краями плохо сросшихся ребер. Глаза Себастиана леденцово блестят в полутьме Скандалов, зеркальный шар под потолком пятнает его лицо тысячами разноцветных бликов.
Смайт кажется Блейну похожим на пьяный корабль, сбившийся с курса, от него слабо пахнет полынью и можжевельником, и Блейн приоткрывает рот, доверчиво подаваясь вверх —
но Себастиан только ухмыляется.
— Я люблю тебя, — пьяно шепчет Блейн, обхватывая руками чужую потную шею. — Как же, блядь, я тебя люблю.
Где-то очень далеко отсюда Курт Хаммел одну за другой глотает маленькие белые таблетки ксанакса — он так отчаянно хочет забыть Блейна, забыть Блейна, забыть Блейна.
Себастиан смеется и качает головой.
— Ты пытаешься прыгнуть выше головы, киллер.
Блейн широко улыбается и утыкается лбом в смайтово плечо, а потом спрашивает:
— Поймаешь меня, если я упаду?
Вместо ответа Себастиан берет его двумя пальцами за подбородок и целует — долго, влажно и пошло. Блейну кажется, что у него внутри что-то умирает, но это вроде бы как даже нормально.
Элиминация, вспоминает он школьную программу по биологии. Естественный отбор. Разложение как неотъемлемая часть жизни.
С точки зрения синтетической теории эволюции, смерть — это просто начало чего-то нового.
— Что хуево насчет якорей, — говорит Себастиан задумчиво — так это то, что они тянут тебя вниз.
Блейн смотрит на него с недоверием, но Смайт только скалится, добавляя:
— Я отойду поссать, — и оставляет его одного на полупустом танцполе.
На этот раз Блейн решает поверить ему на слово — в конце концов, Себастиан плавает в этом море гораздо дольше, чем он сам.
3. promise. гли, марли
4. letters. гли, фем!хантбастианну или какие-то левые телки с теми же фамилиями.
алсо, имя фем!суриката на французском пишется Bastienne и, скорее всего, выглядит очень странно, но меня до невозможности вымораживают все эти Сабрины и Сибиллы, а охуенная Tiana в кириллице смотрится чуть хуже, чем никак.
— Разве мама не говорила тебе никогда не смешивать траву с алкашкой?
Бастьенн, не оборачиваясь, салютует ей средним пальцем и ставит бутылку зеленого шартрёза обратно на землю. Ханна почти может увидеть, как беззвездная темнота обхватывает узкую спину Смайт мягкими холодными лапами.
— Красивое платье, — говорит Ханна, устраиваясь рядом и пряча кисти в рукава толстовки.
— Оно не мое, — равнодушно пожимает плечами Бастьенн. — Чьей-то жены, наверное.
Смайт сегодня в свадебном белом, узкая коктейльная юбка задирается выше колен, и разодранный боковой вырез ползет вверх по узкому бедру; по восковой коже рассыпаны бледнеющие синяки. На ней нет лифчика, и Ханна, сглатывая, тупо пялится на выступающие через плотную ткань острые соски и свежие неровные засосы на шее.
В волосах у Бастьенн конфетти.
— Сегодня ты мне не написала, — это звучит настолько обвиняюще, что почти жалко, и Ханна уже жалеет, что это сказала.
По накурке, или по пьяни, или когда она решает совместить, Смайт присылает ей ебанутые сообщения, больше похожие на письма с того света. От них ощутимо тянет перцово-мусорным душком разложения и холодом пустых моргов, а вместо приветствия Бастьенн обычно цитирует песни или французских символистов.
Бывают вечера, когда писем не приходит. Обычно это хороший повод, чтобы начать волноваться.
— Пиздуй спать, Клэрингтон, — говорит Бастьенн очень устало, и Ханна зачем-то переводит взгляд на ее колени.
На скрещенные худые лодыжки и истертые до красноты босые ступни.
На браслет из выбеленных солнцем ракушек, сликом большой для ее щиколотки.
— Чтобы ты тут ужралась в одиночестве до алкогольной комы?
— Это был мой изначальный план, — Смайт щерится улыбкой грустной акулы и откидывается назад. Ханна почти уверена в том, что это все сейчас — какая-то очередная ебанутая игра на доверие, но не спешит ее останавливать или подхватывать.
Бастьенн рушится на бетон с глухим звуком, и разбивается на куски, как прогнившее наскозь трухлое дерево.
Рыжий свет фонаря размазывается у нее по лицу, и она переводит на Ханну неожиданно осознанный взгляд влажных покрасневших глаз. Ее радужки сейчас точно такого же цвета, как и пятна шартрёза на ткани платья, и в этом, думает Ханна, есть что-то безнадежно и охуенно патетичное.
— Ты что, плакала?
Смайт фыркает.
— Я дула, — говорит она тоном, достойным ушей умственно-отсталого ребенка. — Попробуй как-нибудь, Клэрингтон. Тебе понравится.
Ханна осторожно забирает из ее паучьих лапок почти догоревший косяк, медленно затягивается и, наклоняясь над Бастьенн сверху, выдыхает в ее приоткрытый рот. От неожиданности та давится смехом и дымом, и долго кашляет, пачкая кровавыми ошметками свои узкие ладони.
А потом просто молчит.
И молчит.
И молчит.
— Я не могу с тобой выиграть, так? — задумчиво спрашивает Смайт в конце концов.
Ханна дергается от неожиданного звука ее голоса. Она действительно собирается ответить что-то про другую команду и про то, что не стоило даже и пытаться —
но почему-то только отбирает у нее липкую полупустую бутылку.
@темы: флэшмобота, look mom no talent, себастьян и какие-то лохи
но это настолько охуенно, что я приглушу в себе голос собственника и просто сниму шляпу
call me cacey, эй, не ревнуй. как сказал бы блейн андерсон, это ничего не значило. хочешь, мора и уилли трахнет?
у него нестояк : D
Я ГЛУШИТЬ В СЕБЕ СОБСТВЕННИКА НЕ УМЕЮ
смотри-ка!
ЧТО
тебе типа можно
ты сам говорил, что не ревнуешь
ты сам говорил, что не ревнуешь
пизже всего ебастьян с его "отойду поссать"
почему я прочитала "пососать"?, и нежный блейн, и нищасный куртвот
и фемчик, дада, цыганочка очень годно сделана, и закончила ты охуенно,
не тентакли конечноно очень хорошопотому что ебастьян? хд
ваще я была свято уверена в том, что вот оно таки как раз самое пиздецовое, лал
и фемчик, дада, цыганочка очень годно сделана, и закончила ты охуенно, не тентакли конечно но очень хорошо
на тентакли надо было бы еще обоснуй раскатывать
хотя..
спасиб, чювак, ты вот мне сейчас реально чсв подняла на ночь. <33